Аббат протянул руку к шкатулке, перехватил взгляд бретера и откинул крышку.
– Вы знали ее, – предложил он. Серый свет дождливого дня отразился от небрежно перевязанных зеленой лентой писем, драгоценные камни призывно замерцали.
Теодор мгновение помедлил.
– Не нужно. У меня свои счеты к синьору Росси.
Рошфор при этих словах неодобрительно нахмурил брови, линия рта отвердела, прочертив жесткую складку у губ.
– Я понимаю, – кивнул аббат.
– Ни черта вы не понимаете. – Быть может, не так быстро как граф, но бретер все же сложил два и два. На жалованье секретаря четверых убийц не наймешь, на иудины сребреники – пожалеешь, а вот на щедроты кардинала… Это было почти смешно. – Отсл
ужите лишние мессы, падре. За упокой души монны Орсетты да Читтаделла.
Румяное лицо аббата посерело. Потому ли, что он узнал имя, некогда знаменитое в Падуе, или, напротив, потому что никогда его не слышал – какая сейчас разница?
– Как вам будет угодно, – после краткой паузы отозвался он.
Теодор молча отвернулся.
Как через скол муранского стекла
Тебя я вспоминаю – силуэтом,
И воздухом трепещущим нагретым
Плывет мираж, которым ты была.
За словом слово всплесками весла
Ладью Харона увлекает Летой,
И уж не отличить в забвеньи этом
Тебя от давних слов твоих и ласк.
И в темном разлучившем нас теченье
Я лишь свое увижу отраженье,
И объяснит мне память, а не ты
Закат волос твоих – всего лишь краской
И подменит любимые черты
Посмертною венецианской маской.
Скрытый текст В соавторстве. Эпизод завершен
|