Отправлено: 28.02.07 21:45. Заголовок: Салон маркизы де Рамбуйе

Салон маркизы де Рамбуйе

Первым салоном, появившемся в Париже и имевшем влияние на нравы, язык и вкусы французской нации, считается салон мадам де Рамбуйе (был открыт в 1617г.). Катрин де Вивон (1588-1665) – итальянка, дочь французского придворного и фрейлины-итальянки при дворе Екатерины Медичи - привила на своей новой родине утонченные нравы тогдашней Италии. У нее были хорошие “стартовые возможности”: мать Катрин была по тому времени весьма образованной женщиной, которая ничего не имела против образования дочери. Катрин знала итальянский, французский, испанский. В 1600 г. в возрасте 12 лет была выдана замуж (девицам благородных, родовитых семейств было положено выходить замуж рано). Муж, Шарль д’Анженн, маркиз де Рамбуйе, был старше на 11 лет. “Это был счастливый союз двух умных молодых людей с умом куда более активным, чем было принято при французском дворе” . По воспоминаниям современников, Катрин была не только умна, но и дружелюбна, имела очень хорошую репутацию, ей посчастливилось жить рядом с любящим и понимающим мужем. Приехав в Париж, она пришла в ужас от грубых нравов французского общества и двора короля Генриха IV, а также грубости французского языка.
Появление салона маркизы, может быть, было результатом обстоятельств. Будучи особой деликатной, хрупкого здоровья, она не могла выносить длительных ритуалов королевского двора, свою роль сыграла немилость со стороны Ришелье по отношению к мужу Катрин. В 16 лет она покинула королевский дворец и поселилась в новом доме, который был построен недалеко от Лувра и приобрел известность как отель (особняк) Рамбуйе . Супруги решили устраивать в доме приемы в соответствии со своим вкусом и интересами. Маркиза де Рамбуйе первая открыла двери своего дома для общественности. Поэты, ученые, буржуа стали регулярно собираться для интеллектуальных бесед под руководством маркизы - не для игры в карты, не для флирта, что было обычно в то время для собраний аристократии при дворе короля. Как отмечала Х.Арендт, “салоны стали местом встреч для тех, кто учился представлять себя через разговор… здесь буржуа учился показывать себя” . В салоне зачитывались и подвергались критическому разбору литературные сочинения приглашенных поэтов и писателей. В числе его известных посетителей были Мари де Гурне (автор книг об общественном положении женщин, воспитанница Монтеня), Корнель, Мольер, Вольтер. “В отеле царили женщины, влияя отсюда на умственные движения своего времени; среди них можно назвать, кроме самой хозяйки ее дочь, Жюли Анженн, Мадлену Скюдери (Scuderi), автора многочисленных романов, м-м де Севиньи, м-м де Ментенон. М-ль де Скюдери организовала свои “субботы Сафо”, зарабатывала хорошие деньги от продажи своих романов . Отель Рамбуйе был школой, развившей “салоны” у образованных и умных женщин” . Часто женщины более солидного возраста передавали салоны своим молодым подругам, которые долгое время бывали посетительницами известных салонов своих старших наставниц, учились у них, а потом создавали свои.

Декорация салона
Отель Рамбуйе перестраивался по заказу и дизайну маркизы: двери множества отдельных комнат выходили в коридор, цвета комнат и стен различались. В “голубой комнате” (chambre blue) проходили ставшие знаменитыми салоны мадам. В “голубой комнате - венецианские зеркала, камин, альков (ниша) с ширмой от сквозняков, который маркиза приспособила для хранения бумаг, книг и личных вещей и сделала центром комнаты; кушетка, на которой возлежала маркиза. Кушетка – тоже случайность. Из-за странной болезни (thermo-anaphilaxia) после седьмых родов (маркиза была матерью шести дочерей и сына) мадам не выносила прямого жара от камина и прямых солнечных лучей. Но ужасный холод в комнате в холодное время года был огромной проблемой для женщины, которая не могла сидеть, как другие, возле камина . Закутанная в меха, мадам возлежала на кушетке, с нее Катрин де Рамбуйе руководила дискуссией приглашенных гостей, приглашенных именно для разговора, тему которого задавала мадам. Хозяйка салона внимательно следила за тем, чтобы соблюдались правила дискуссии. (Мизогинисты XVII в. называли разговоры салонных дам “кудахтаньем” и “болтовней” (“caqueter”), а самих дам – “кокетками” ).
Очень многое из инноваций Катрин де Рамбуйе нам сегодня знакомо. Она первой стала украшать свою комнату вазами и корзинами с живыми цветами, чтобы все в комнате напоминало весну. Она очень любила природу, но из-за плохого здоровья чаще всего находилась дома, поэтому сама спроектировала сад вокруг отеля и велела разбить зеленый луг перед огромными окнами. Стены комнат в ее особняке тоже выходили за рамки тогдашней традиции обивать их темной кожей: в особняке они были разноцветными - зелеными, золотистыми, голубыми (ее знаменитая “голубая гостиная”). В доме было множество зеркал, в которых отражались не только вазы с букетами цветов, но и китайский фарфор, античный мрамор. Комнаты освещались хрустальными канделябрами, хрусталь усиливал свет свечей. В салоне мадам Рамбуйе почитались греческие традиции античности, гости имели псевдонимы, взятые из истории Древней Греции (псевдоним Катрин был Артеник - анаграмма ее имени). Большое значение придавалось реформированию французского языка, который казался маркизе и ее окружению грубым. С этой целью вводились новые, непривычные для слуха и кажущиеся искусственными речевые обороты (некоторые прижились: “маска целомудрия”, “унижать собственное достоинство”). Наиболее почетными гостями салона Рамбуйе признавались члены Французской академии: здесь они получали полную поддержку своей работы по реконструкции языка.
Ну кто бы, сидя в таком месте, в таком окружении красоты, талантов стал вести себя, как в таверне?? Место определяло манеры…. Часто искусственные. Но для того времени несомненно искусственной была сама идея общения женщины и мужчины не ради брака или флирта.


Правила салонного общения
Маркиза де Рамбуйе создала моду не только на декор, но - главное – она сформировала основные правила салонного общения, которые со временем стали характерными чертами салона как социального института.
Именно разговор был основной чертой салона. Разговор не мог быть общим, если в помещении много людей, поэтому количество приглашенных никогда не было большим. Компания тщательно отбиралась, умело организовывалась и управлялась, чтобы создать гомогенное единство. Разговор наедине (tete-a-tete) запрещался, доминировали общие темы. Обычно хозяйка салона (salonie`re) только выбирала тему и руководила дискуссией, создавала благоприятную атмосферу для презентации талантов своих гостей, но сама не демонстрировала своих писательских и ораторских талантов. Салоны соревновались в искусстве ведения бесед, остроте поднимаемых проблем и интересности приглашенных гостей. “Характерной чертой салонов, отличающей их от других культурных институтов, таких как мужские литературные кружки и клубы в кабаре и кофейных домах, было доминирование в них женщин” .
В Париже в 1620-х гг. маркиза создала салон в двух смыслах: пространство (помещение), где могли общаться интеллектуалы обоих полов, и социальный институт, который играл значительную роль в формировании общественного мнения и политики. До революции не было журналов для пропаганды идей и распространения новостей, салоны и литературные кафе являлись основными средствами формирования общественного мнения. “Салоны имели монополию на публикацию, всякий новый опус, включая музыкальный, должен был прежде всего получить на этих форумах свою легитимацию” . Салоны XVII в. во Франции были тем социальным пространством, в котором женщины практиковали дружественные отношения с мужчинами и женщинами со сходными культурными интересами. “Лишь ум был пропуском на вход сюда, и здесь (по слухам) не говорилось ничего такого, что не было бы остроумным” . В этом пространстве беседы, дискуссии, разговора образованные женщины и мужчины (относящиеся друг к другу с позиции равенства) должны были ответить, например, на вопросы, поднятые столетия назад в рамках спора о женщинах (querelle des femmes) и привести аргументы в пользу равноправия женщин с мужчинами (в конце XIX в. подобные аргументы станут называть словом “феминизм”).
Важные функции салона - поддержка талантливых женщин, а также дружба с мужчинами, отказ от любовных отношений (потом эти традиции салона мадам де Рамбуйе и, особенно, салона м-м де Скюдери станут предметом сатиры Мольера). Некоторые женщины благодаря салонам, достигли высокого общественного влияния, активно участвовали в политических процессах того времени, формировали общественное мнение. Вольтер подчеркивал значение салонов как школ политеса (des ecoles de politesse) в умиротворении французского общества времен Людовика XIV, в снижении роли внешних различий между людьми разных сословий . Несмотря на ограниченную власть salonie`re, французский влиятельный философ Жан-Жак Руссо (постоянный посетитель многих женских салонов!) считал их угрозой доминированию мужчин в обществе, рассматривал салоны как “тюрьмы”, которые подчиняют мужчин женскому влиянию (его роман “Эмиль”) .

Отрывок из статьи В.И.Успенской "ЖЕНСКИЕ САЛОНЫ В ЕВРОПЕ XVII-XYIII ВЕКОВ".

 Отправлено: 05.12.08 14:47. Заголовок: Вот каким салон мада..

Вот каким салон мадам де Рамбуйе предстает в романе Булгакова "Жизнь господина де Мольера":

...Если бы любого из светских парижан первой половины XVII века вы спросили, какой самый приятный уголок в Париже, он ответил бы незамедлительно, что это голубой салон госпожи де Рамбуйе. Дочь французского посланника в Риме, урожденная де Вивонн, маркиза де Рамбуйе была утонченнейшим человеком, и притом с самого детства. Попадаются такие натуры! Выйдя замуж и основавшись в Париже, маркиза не без основания нашла, что парижское общество несколько грубовато. Поэтому она решила окружить себя самым лучшим, что было в столице, и стала собирать в своем отеле цвет общества, отделав для приемов ряд комнат, из которых наибольшей славой пользовалась обитая голубым бархатом гостиная.
Больше всего на свете госпожа де Рамбуйе любила литературу, почему ее салон и приобрел преимущественно литературное направление. Но, вообще говоря, народ хлынул в салон довольно разношерстный. Засверкал в кресле Жан-Луи Бальзак-светский писатель, появился разочарованный мыслитель герцог Ларошфуко и печально стал доказывать госпоже де Рамбуйе, что наши добродетели есть не что иное, как скрытые пороки. Утешал публику салона, расстроенную мрачным герцогом, оживленнейший остряк Вуатюр, ряд интереснейших диспутов развернули господа Котэн, Шаплен, Жиль Менаж и многие другие.
Узнав, что лучшие умы Парижа заседают у Рамбуйе, в салон немедленно явились милейшие маркизы с кружевами на коленах, вечерние остроумцы, посетители театральных премьер, сочинители-дилетанты и покровители муз, авторы любовных мадригалов и нежных сонетов. За ними потянулись светские аббаты, и само собою разумеется, что слетелся рой дам.
Появился Боссюэ, прославивший себя впоследствии тем, что не было во Франции почти ни одного знаменитого покойника, над гробом которого Боссюэ не произнес бы прочувствованной проповеди. Первую же из своих проповедей, правда не над покойником, Боссюэ сказал именно в салоне Рамбуйе, будучи шестнадцатилетним мальчишкой. Боссюэ говорил речь до поздней ночи, что дало повод Вуатюру сказать, когда оратор закончил, изложив все, что у него накопилось в голове:
- Сударь! Мне никогда еще не приходилось слышать, чтобы проповедовали в столь раннем возрасте и в столь позднее время.
Среди всей компании одно время видели бродящего по гостиным отца французской драматургии Пьера Корнеля, и что он там делал-неизвестно. Надо полагать- присматривался.
Дамы-посетительницы Рамбуйе-очень быстро ввели моду, целуясь при встрече, именовать друг друга "моя драгоценная". Словечко "драгоценная" очень понравилось в Париже и осталось навсегда как постоянное прозвище дам, украшающих гостиную Рамбуйе. Загремели стихи в честь драгоценной маркизы, причем поэты называли ее очаровательной Артенис, переставив буквы в имени Катерина. В честь блистающей в салоне матери юной дочке ее-Жюли Рамбуйе-поэты составили целый венок мадригалов. За этими мадригалами последовали остроты, фабриковавшиеся, преимущественно, маркизами. Остроты были первосортные, но до того сложные, что для того, чтобы понять их, требовались длительные разъяснения.
Нашлись, правда, за стенами салона отверженные личности, утверждавшие, что остроты эти просто глупы, а авторы их бездарны в беспредельной степени. До сих пор все это было бы полгоря, если бы, вслед за мадригалами и остротами, Катерина Рамбуйе со своими сподвижниками не занялась большой литературой вплотную. В голубой гостиной читали вслух новые произведения и обсуждали их. А раз так-то составлялось мнение, и мнение это становилось обязательным в Париже.
Чем дальше, тем выше поднималась утонченность, и мысли, высказываемые в салоне, становились все загадочнее, а формы, в которые их облекали, все вычурнее. Простое зеркало, в которое смотрелись драгоценные, превратилось, на их языке, в "советника грации".
Выслушав какую-нибудь любезность от маркиза, дама отвечала ему:
- Вы, маркиз, подкладываете дрова любезности в камин дружбы. (...)
....В одной из дамских голов созрел замечательный проект: для того чтобы сделать правописание доступным для женщин, которые, как всегда, значительно поотстали от мужчин, дама предложила писать слова так, как они выговариваются. Но не успели закрыться рты, раскрывшиеся вследствие этого проекта, как грянула над драгоценными беда. В ноябре 1659 года разнесся слух, что господин де Мольер выпускает в Бурбоне свою новую одноактную комедию. Заглавие ее чрезвычайно заинтересовало публику-пьеса называлась "Смешные драгоценные".
18 ноября, в один вечер с пьесой Корнеля "Цинна", Мольер показал свою новинку. С первых же слов комедии партер радостно насторожился. Начиная с пятого явления дамы в ложах вытаращили глаза (явления мы считаем по тому тексту "Драгоценных", который дошел до наших дней). В восьмом явлении изумились маркизы, сидевшие, по обычаю того времени, на сцене, по бокам ее, а партер стал хохотать и хохотал до самого конца пьесы.
Содержание же пьесы было таково. Две барышни-дуры, Като и Мадлон, начитавшиеся Скюдери, прогнали двух женихов по той причине, что они показались им недостаточно утонченными людьми. Женихи отомстили. Они нарядили двух своих лакеев маркизами, и эти пройдохи явились к дурам в гости. Те приняли жуликов слуг с распростертыми объятиями. Наглый Маскариль битый час нес глупым барышням всякую околесину, а другой мошенник, лакей Жодле, врал про свои военные подвиги. Маскариль с наглой рожей не только читал, но даже пел стихотворение своего собственного сочинения (...)
Это был фарс нравов и обычаев сегодняшнего Парижа, а обладатели этих нравов и создатели этих обычаев сидели тут же, в ложах и на сцене. Партер грохотал и мог тыкать в них пальцами. Он узнал салонных бар, которых бывший обойщик осрамил при всей честной публике. В ложах тревожно перешептывались: в публике побежал слух, что Като-это, несомненно, Катерина Рамбуйе, а Мадлон - это Мадлена Скюдери. (...)
Когда Мольер в прорезы глаз в маске метнул взор в публику, он увидел в ложе сидящую впереди своей свиты уважаемую госпожу Рамбуйе. Почтенная старуха, как всеми было замечено, была зелена от злобы, она прекрасно раскусила пьесу.

А вот каков он и его хозяйка в "Острове накануне" Умберто Эко:

...Много вечеров подряд во время прогулок он (Роберт де ла Грив, гл. герой романа -- Н.Ф.) жег глазами фасад дворца Рамбуйе на улице Сен-Тома-де-Лувр, разглядывал фронтоны, фризы, архитравы и пилястры, мозаику красного кирпича, белого камня и темноцветных сланцев. Он глядел на освещенные окошки, видел, как гости съезжаются, пытался вообразить знаменитый зимний сад, до чего он должен быть великолепен, рисовал в фантазии интерьеры маленького царства, которым восхищались все в Париже, сложившегося вокруг незаурядной женщины, убежавшей от другого двора, порабощенного капризами монарха, неспособного оценить истинную утонченность духа.
В конце концов, Роберт решился попытать счастья. Приехав из заальпийской земли, он мог рассчитывать на любезный прием в доме госпожи, благорожденной от матери-римлянки, дочери самой древней в Риме фамилии, их имя восходило к знати Альбы Лонги. Не случайно за пятнадцать лет до того почетным гостем замка именно этой дамы был кавалер Марино, являвшийся демонстрировать французам пути нового литературного творчества, затмевающего поэзию древнего мира.
Роберту удалось быть принятым в святилище элегантности и знаний, в знакомство благородных мужчин и прециозниц (prйcieuses), образованных без педантичности, галантных без либертинства, веселых без вульгарности, пуристов без пережима. Роберт почувствовал себя уместно в их сборище. Он дышал воздухом большого города, воздухом двора, но его не принуждали пресмыкаться перед требованиями обходительности, которые преподавал ему синьор де Салазар в Казале. Здесь никого не заставляли приспосабливаться к воле властодержателей, наоборот, призывали подчеркивать оригинальность. Не подражать другим, а состязаться - хотя и соблюдая правила хорошего тона - с личностями ярче себя. Нужно было выделяться не куртуазностью, а смелостью; выказывать непринужденность в разумной и содержательной беседе; уметь изящно формулировать глубокие мысли... Сервильность не ценилась, ценился обостренный ум, отважный, как на дуэли.
Привыкнув к просторам Грив, где ветер пропах лавандой, в отеле Артеники Роберт дивился кабинетам, благоухавшим ароматными цветами, везде букеты и корзины, вечная весна. Немногочисленные виллы, которые он посещал до тех пор, состояли из мелких горниц, утесняемых гигантским проемом парадного вестибюля. У Артеники лестница шла в глубине двора, в углу, а главенствовали в доме анфилады кабинетов и зал, с высокими окнами и дверями, симметрично прорезанными посреди стен. На стенах не было обычной унылой штукатурки в колорите ржавчины и кожи. Стены в палаццо Артеники были разноцветные, и Синяя Спальня хозяйки была обтянута синим штофом, расшита золотом и серебром.
Артеника принимала друзей в кровати в комнате, заставленной ширмами, завешанной коврами, чтобы не проникала зима. Она не выносила ни света дня, ни пыланья камина. Огонь и дневной свет разогревали кровь у нее в жилах и приводили к потере чувств. Однажды забыли у нее под кроватью грелку с углями, и у нее приключилась рожа. Она напоминала цветок, не терпящий ни прямого солнца, ни холода, из тех, для которых садовники создают особенный климат. Тенелюбивая Артеника принимала в постели, засунув ноги в мешок из медвежьего меха и нахлобучив на голову спальные чепцы в таком количестве, что, по ее же забавному выражению, глохла на Святого Мартина и снова обретала слух на Пасху.
Хоть уже не была молода, хозяйка дворца имела идеальную внешность: крупная, хорошо сложенная, с чудесными чертами лица. Невыразимо было сияние ее глаз, не внушавших игривые чувства, а внушавших любовь, соединенную с робостью, и облагораживавших сердца, которые они зажигали.
В этих залах хозяйка устраивала, не навязывая, диспуты о дружбе и любви, легко переходя на темы философии, политики, морали.
Роберт открывал для себя достоинства противоположного пола в самых рафинированных проявлениях, обожал с почтительной дистанции недостижимых принцесс - красавицу мадемуазель Полетт, прозванную "львицей" за ее гордо разметанную гриву, и прочих дам, умевших сочетать с красотой то остроумие, которое старомодные Академии признавали только за лицами мужского пола...
(с)